Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космическ - Страница 50

В маленькое кухонное окошко проникает тусклый свет. Раш наливает тебе в чашку «Froot Loops» и смеется. Смеется потихоньку, потому что в соседней комнате спит его мать. Он смотрит тебе в лицо и хмурится, спрашивает, в чем дело. Ты осматриваешь себя и убеждаешься, что полностью одета. Обращаясь мыслями назад, понимаешь, что находишься в квартире этого юноши уже не один час. Ты торчала в его спальне, парень разделся, а ты целовала его грудь, гладила ноги. Ты позволяла ему шарить руками у себя под шортами и под чашечками лифчика, однако дальше этого дело не заходило. Почему ты не занималась с ним сексом? Он не интересовал тебя? Да нет — ты подмокла, ты была на взводе. Чувствовала ли ты себя виноватой? Было ли тебе стыдно? О чем ты думала?

Когда попадешь домой, тебе не поздоровится. Твои родители будут в ярости и — что еще хуже — будут молиться за тебя. Вся община будет за тебя молиться. Все узнают. И никто никогда уже не посмотрит на тебя прежним взглядом.

А теперь во рту у тебя вкус корицы, и ты снова сидишь в машине этого парня, перед каким-то магазинчиком. Уже день. Звонит твой мобильник. Ты отключаешь его и кладешь в сумочку. Чувствуешь, что сильно пересохло в горле. Этот парень — Раш — покупает тебе очередную бутылку воды. Что же такое ты проглотила? Ах да. В памяти всплывает, как одну за другой кладешь в рот пилюли. Зачем так много? Зачем глотаешь еще одну? Ах да…

Из кухни ко мне наверх доносятся голоса. Еще нет и шести часов утра. Мне хочется только пописать и снова завалиться спать, но тут я понимаю, что разговор идет обо мне.

— Она даже ходит не так, как раньше. Не так держится, не так разговаривает…

— Это все из-за книг доктора Субраманьяма. Она не засыпает раньше часа ночи. Тереза никогда столько не читала, не интересовалась наукой.

— Да нет, дело даже не в словах, а в том, как она говорит. Этот низкий голос… — Она рыдает. — О-хо-хо, не знаю, что из этого получится. Кажется, она права. Похоже, это вовсе не она.

Он молчит. Элис плачет все громче, затем затихает. Слышно звяканье посуды в раковине. Я отступаю назад. Митч заговаривает снова:

— Может быть, стоит попробовать лагерь.

— Нет, нет, нет! Пока нет. Доктор Милдоу говорит, что у нее наметился прогресс. Мы должны…

— Конечно, что же еще она может сказать?

— Ты говорил, что постараешься, говорил, что дашь возможность… — Сквозь рыдания прорывается гнев, и Митч что-то бормочет в свое оправдание.

Я крадусь обратно в спальню, но мне все еще хочется в туалет, так что, пробираясь туда, я произвожу много шума. У подножия лестницы появляется Элис.

— Все в порядке, милая?

Я делаю сонное лицо и прохожу в ванную. Закрываю дверь и в темноте сажусь на унитаз.

«Какой еще, к дьяволу, лагерь?»

— Давай попробуем еще раз, — сказала доктор Милдоу. — Что-нибудь приятное, яркое.

Мне трудно сосредоточиться. Эта брошюра у меня в кармане — все равно что бомба. Ее нетрудно было найти, раз уж я задалась целью заполучить ее. Меня так и подмывает спросить доктора Милдоу о лагере, но я понимаю, что стоит мне задать этот вопрос, как начнутся разборки между доктором и Классами и я окажусь между двух огней.

— Закрой глаза, — говорит она. — Думай о десятом дне рождения Терезы. В своем дневнике она написала, что это был самый лучший ее день рождения. Ты помнишь «Мир Моря»?

— Смутно. — Я увидела дельфинов — они синхронно, по двое, по трое выпрыгивали из воды. Было солнечно и жарко. С каждым занятием мне становилось все легче проникать в воспоминания Терезы. Ее жизнь зафиксирована на DVD, я же пробиваюсь в нее сквозь завесу тумана.

— Ты помнишь, как вымокла на представлении с участием Наму и Шаму?

Я смеюсь:

— Кажется, помню. — Я вижу прямо перед собой металлические скамейки, стеклянную стену и огромные тела в бирюзовой воде. — Они, как киты, взмахивали громадными хвостовыми плавниками. Мы насквозь промокли.

— Ты можешь описать, кто еще был там с тобой? Где твои родители?

Там была какая-то девочка моего возраста, не могу вспомнить, как ее звали. Вода каскадами обрушивалась на нас, а мы визжали и хохотали. Потом мои родители обтирали нас полотенцем. Они, вероятно, сидели выше, и вода до них не долетала. Элис выглядела гораздо моложе: счастливее и немного полнее. Пошире в бедрах. Это было до того, как она, достигнув размеров солидной матроны, начала делать зарядку и следить за диетой.

Я резко открываю глаза и хлопаю ресницами:

— О боже!

— Что-то не так?

— Все хорошо… вот только… как вы сказали. Яркое. — Образ более молодой Элис все еще горит в сознании. Я впервые понимаю, насколько печальна она теперь. — Я хочу, чтобы в следующий раз было совместное занятие, — говорю я.

— В самом деле? Очень хорошо. Я поговорю с Элис и Митчем. Ты что-то еще хочешь сказать?

— Да. Нам надо поговорить о Терезе.

Доктор С. говорит, что каждому хотелось бы знать, может ли первоначальная нервная карта, старая Королева, вернуться в прежнее состояние. Сможете ли вы отыскать в этой карте потерянный маршрут? Если да, то что произойдет с новой нервной картой, с новой Королевой?

— Так вот, добропорядочный буддист сказал бы, что этот вопрос не так уж и важен. В конце концов, цикл существования не ограничен двумя другими жизнями. Сансара — вечная категория. Происходит непрерывный процесс умирания личности и ее самовозрождения.

— А вы добропорядочный буддист? — спрашиваю я. Он улыбается:

— Только по утрам в воскресенье.

— Вы ходите в церковь?

— Я играю в гольф.