Мативи положил трубку. Руки его дрожали. Странные, однако, времена — на ледовом шельфе Антарктики постоянно открыты сотни вебсайтов, а тут, в городе с пятимиллионным населением, приходится тратить почти пять часов на поиски цифрового телефона. Впрочем, стоит отметить, что всего пятнадцать лет назад это был город с десятимиллионным населением.
Мативи даже не надеялся найти здесь телефонную линию формата связи, совместимого с его криптографическим программным обеспечением. Немногие уцелевшие линии цифровых коммуникаций наверняка хорошо контролировались, — возможно, даже в тот таксофон, которым он только что пользовался, был вмонтирован какой-нибудь допотопный транзисторный микрофон, передающий сигнал на сервер полицейского управления. Но даже если это и впрямь так, по крайней мере информирована будет только полиция. А вот если бы он воспользовался аварийным каналом аналоговой связи, к утру о его телефонном разговоре знали бы все домохозяйки города.
Мативи покинул таксофонную будку, подошел к пьяному оператору телефонной станции и расплатился. На столе перед пьянчужкой лежал автомат. Мативи опасался, что на улице его уже будет ждать полицейская машина (разумеется, без опознавательных знаков, но нынче машины здесь могли позволить себе только представители государственных служб), и заранее прикидывал, как отделаться от слежки. Однако улица оказалась пуста.
Солнце выпрыгнуло из-за горизонта с энергичной непосредственностью чертика из коробочки. От телефонной станции Мативи направился через сектор нулевого допуска прямо к своему отелю, который некогда носил гордое название «Хилтон». Там он поднялся в номер и, не раздеваясь, рухнул в постель.
Утром Мативи вышел из номера и направился в единственный функционирующий душ. В коридоре он увидел человека с пистолетом.
Мативи, в общем-то, не испугался ни того, ни другого: пистолет был довоенной модели и его явно не чистили с тех пор, как закончилась война, а человек, дрожащий всем телом, как эпилептик в разгар припадка, был хорошо знаком Мативи — глава семейства, отец троих малолетних детей, увлеченный коллекционер моделей поездов и железных дорог.
В сложившейся ситуации, впрочем, вряд ли стоило сомневаться в боеспособности пистолета, ведь его дуло было направлено на Мативи.
— Прости, Чет, я не могу позволить сделать это.
Тут Мативи заметил, что пистолет снят с предохранителя.
— Сделать — что? — спросил Мативи.
— Ты не можешь так со мной поступить. Это несправедливо.
— Прости, Жан. Я тебя не понимаю. Может, объяснишь, что происходит?
Жан-Батист Нгойи, ничем особо не выдающийся сотрудник Временной Администрации ООН на территории бывшей Народной Демократической Республики Конго, пришел убить Мативи, предварительно зачем-то облачившись в парадную форму с громоздким голубым логотипом «ВАООННДЕРКОНГО» на нагрудном кармане.
— Я не позволю тебе забрать их. — Нгойи чуть не плакал.
— Забрать — что? О чем ты?
— Сам знаешь. Все знают. Мы слышали твой разговор со штабом.
Мативи прошиб холодный пот. «Нет, только не это. Черт возьми, нет». Он прислонился спиной к стене, остатки штукатурки на которой образовывали странный постмодернистский орнамент.
— Жан, ты меня, конечно, прости, но, если даже ты информирован, надо полагать, все обладатели здравого ума и электронной почты в этом городе тоже в курсе. — Мативи испытующе посмотрел на Нгойи. — Значит, в том таксофоне был «жучок»?
— Нет, просто оператор той станции — сводный брат начальника личной охраны президента Лиссубы. После всеобщей амнистии многие из людей Лиссубы пошли служить в полицию.
— И что теперь, черт возьми? Что они собираются делать?
— Они все время говорят, что «для разрешения возникшей проблемы в срочном порядке принимаются все необходимые меры». А еще выписан ордер на твой арест — «для обеспечения твоей безопасности». Вот только они никак не могли выяснить, в каком ты отеле. Мне позвонили, чтобы выяснить, не знаю ли я, где тебя искать.
Мативи принялся ходить по коридору туда-сюда, пытаясь сосредоточиться.
— Все ясно. О боже, но ты же не сказал им, где меня искать. Значит, ты на самом деле не то чтобы уж очень хочешь меня убить?
Мативи пытался таким образом смягчить Нгойи. Но пистолет по-прежнему неумолимо смотрел в грудь Мативи — и даже вроде бы стал меньше трястись. В конце концов, попытаться все равно стоило.
— Это значит только то, что я не могу позволить, чтобы они и впрямь арестовали тебя «для обеспечения твоей безопасности». Хотя, возможно, они правы: убийство инспектора ООН по вооружениям в конце концов неминуемо навлечет подозрения на тех, кто больше всего наживался на этой дряни.
— Насколько я понимаю, представители местных властей непосредственно участвовали в установке контейнеров. Но ведь даже если так, они должны знать, что на все военные преступления распространяется амнистия…
Нгойи покачал головой:
— Амнистия не распространяется на преступления, совершенные после войны.
— Как это — после? — удивился Мативи.
— Они использовали эти машины как орудие казни, — ответил Нгойи. — Очень удобно: ни тел, ни улик, ни следов. И вообще от этих машин сплошная польза. Местные жители их так боятся, что, если пригрозить им расправой при помощи такой штуки, они согласятся сделать что угодно. Они всерьез верят, что в машинах живут демоны…
— В общем-то, они недалеки от истины, — пробормотал Мативи.
— …а еще машинами пользовались похоронные бюро, особенно для массовых погребений. Во время эпидемий сотни трупов было просто некуда больше деть — иначе они так и лежали бы на улицах. Кроме того, в эти контейнеры постоянно сбрасывают бытовые отходы: пять грузовиков еженедельно подъезжают к зданию и вываливают мусор через проломы в стеклянной крыше. Да и наши грузовики…