Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космическ - Страница 260

К оглавлению

260

Пройдут столетия.

Тысячи лет, затем миллионы.

Что потом — можно только гадать. Но одно я знаю наверняка: Займе никогда не наскучит его работа. Его разум утратил способность испытывать скуку. Он обратился в чистое действие. Если он и получает какую-либо радость от плавания в бассейне, то это почти бессмысленная эйфория опыляющего растение насекомого. Этого ему достаточно. Этого ему было достаточно в том бассейне в Калифорнии, и этого ему достаточно теперь, спустя тысячу лет, в этом же самом бассейне, но в другом мире, рядом с другим солнцем, в отдаленной части той же самой Галактики.

Что же касается меня…

Как оказалось, из нашей встречи на острове я запомнила больше, чем имела право запомнить. Хотите — верьте, хотите — нет, но, как выяснилось, я не нуждалась в ментальных костылях своей ИП настолько сильно, как мне казалось. Займа был прав: я позволила своей жизни стать предсказуемой, расписала ее по плану. На закате всегда красное вино и никогда — белое. На борту светового лайнера дальнего следования, в клинике, мне установили набор нейронных расширителей памяти, который послужит мне ближайшие лет четыреста — пятьсот. Однажды мне потребуется иное решение, но этот мнемонический мостик я перейду, когда доберусь до него. Последнее, что я сделала перед тем, как отказалась от ИП, — скопировала ее наблюдения в гулкие пространства моей расширенной памяти. События все еще не кажутся произошедшими со мной лично, но с каждым новым воспоминанием становится лучше и лучше. Они изменяются и смягчаются, и их заголовки выделяются несколько ярче. Подозреваю, они становятся чуть менее точными с каждым мигом воспоминания, но, кажется, как и сказал Займа, в этом весь смысл.

Теперь я понимаю, почему он говорил со мной. Не только из-за того, как я обращаюсь с биографическим материалом. Он просто хотел помочь кому-нибудь двигаться дальше, прежде чем остановился сам.

В итоге я отыскала способ продать его историю, и я продала ее своей первой газете, «Марсианскому вестнику». Было приятно снова оказаться на старой планете, особенно теперь, когда ее передвинули на более теплую орбиту.

Все это случилось много лет назад. Но, как ни странно, я все еще не расстаюсь с Займой.

Раз в двадцать лет я запрыгиваю в световой дальнего следования лайнер на Муржек, спускаюсь на улицы той сверкающей белой аватары Венеции, сажусь в корабль, идущий на остров, и присоединяюсь к кучке других праздных зевак, раскиданных по трибунам. Те, кто приезжает сюда, должно быть, как и я, чувствуют, что у художника еще есть кое-что в запасе… один, последний сюрприз. Они уже читали мою статью, большинство из них, поэтому они знают, что означает эта медленно проплывающая фигура… хотя все-таки валом сюда не валят. На трибунах всегда пустовато и грустно, даже в хороший день. Однако я никогда не видела, чтобы они были совершенно пусты, и в этом мне видится некий завет. Некоторые люди его понимают. Большинство не поймут никогда.

Но это же искусство…

Дэвид Моулз
Планета Амазонок

Планета Амазонок. Так назвал ее Муса. Он снимает фильмы и обладает тонким чувством смешного в искусстве и истории. Узнав, что я лечу на Ипполиту, Муса сначала ничего не сказал, просто уставился на меня своими черными глазами, и смуглое лицо его стало серьезным; он смотрел, как мне кажется, до тех пор, пока не уверился, что я говорю правду. Потом накрыл мою руку своей. И, словно мы оба уже сказали все, что должно быть сказано, резко поднялся.

— Пойдем, Саша, — сказал он. — Давай потанцуем. Муса. Случайная встреча в мужской комнате отдыха на транзитной орбитальной базе Эревона. Если бы я встретил его, когда мне было двадцать, он стал бы великой любовью моей жизни.

Наверное, таким он и останется в моей памяти, если дела на Ипполите пойдут более или менее успешно. Если мне суждено состариться на планете Амазонок и умереть там.

В экипаже сторожевого корабля «Упорный», который Республика Эревон направила патрулировать систему Ипполиты с целью предотвратить взлет ракет с планеты Амазонок, есть что-то одновременно комическое и трогательное. Они относятся к себе очень серьезно — к своей хрустящей белой форме, военным чинам и коротким стрижкам. (Большинство из них — люди, а большинство из людей — мужчины, скорее даже, мальчишки.) Всерьез они принимают и свою деятельность, даже гордятся тем, что они единственные в этой части Полихроникона занимаются данной проблемой: Вселенная может быть опасной, беспорядочной и очень плохо организованной, но Республика и Флот знают свое дело.

Разумеется, это не так. Вселенная устроена намного более хаотично, чем воображают эти игрушечные астронавты. И поэтому они так трогательно выглядят.

— А это Оперативный центр, — объясняет мне лейтенант Эддисон. — Отсюда мы контролируем сенсорные платформы и спутники, которые стреляют потоками частиц. Благодарение Богу, нам еще ни разу не пришлось воспользоваться ими.

Эддисон смотрит на меня, а я оглядываю комнату, набитую сложным оборудованием и сосредоточенными молодыми людьми, и киваю, как будто понимаю, о чем речь. Я уже начал практиковаться в лицемерии, готовясь к жизни на Ипполите. Это как танец, и я импровизирую.

Удовлетворенный, Эддисон поворачивается, чтобы показать мне очередной интересный объект, а я поворачиваюсь, чтобы наблюдать за Эддисоном. Он стройный, привлекательный, на вид ему не больше двадцати пяти. Он не знает, о чем разговаривать с гражданским, который вызвался выполнить смертельно опасное задание, но пытается развлечь меня.

260