Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космическ - Страница 221

221

Гаррис вопросительно взглянул на Одюбона. Художник кивнул. Гаррис вручил мужчине серебряную монету достоинством в один орел.

— Позвольте узнать ваше имя, сэр, — обратился Гаррис. — Если ваша подсказка окажется полезной, но в силу каких-либо обстоятельств мы не станем проезжать здесь на обратном пути, то мы обязательно вышлем вам оставшуюся часть вознаграждения.

— Премного благодарен, сэр. Я Лехонти Кент. — Он медленно продиктовал свое имя Гаррису, и тот занес его в одну из своих записных книжек.

— А что вы можете рассказать о «Доме всеобщей преданности»? — спросил Одюбон.

В ответ он получил гораздо больше, чем ожидал. Внезапно все, даже самые неприветливые местные жители, принялись говорить в один голос. Художник узнал, что эта церковь проповедует врожденную божественность каждого и возможность выйти за пределы человеческой сущности, разумеется, если ты следуешь учению того, кого местные называли Преподобный, явно с заглавной буквы «П». «Всеобщая преданность Преподобному», — подумал Одюбон. Услышанное показалось ему самой отвратительной и черной ересью, но обитатели Байдфорда верили в это безоговорочно.

— Преданных много, — прозвучала очередная заглавная «П», — есть в Тетфорде и других таких местах, — сообщил Лехонти Кент. Было совершенно очевидно, что он имеет весьма смутное представление обо всем, что расположено дальше двух дней пути от его родной деревушки.

— Как любопытно, — пробормотал Одюбон фразу из тех немногих, что звучат вежливо почти в любой ситуации.

Поскольку жителям Байдфорда очень хотелось обратить путешественников в свою веру, друзьям в течение двух часов не удавалось выбраться из салуна.

— Ну и ну, — проговорил Гаррис, когда они наконец-то оказались в седле. — Как любопытно! — Он вложил в эту фразу столько сарказма, что его хватило бы потопить корабль вдвое больший, чем «Орлеанская дева».

У художника все еще шла кругом голова. Преподобный изобрел совершенно новую предысторию Атлантиды и Террановы, которая имела очень мало отношения к действительности, известной Одюбону. Преданные показались ему почти такими же суеверными, как и краснокожие дикари Террановы, — а ведь им полагалось отлично знать, как устроен мир, в то время как дикари были честными невеждами. И все же художник сказал:

— Если этот Лехонти — что за имечко! — Кент дал нам верную подсказку, то я не стану жалеть о потраченном времени… слишком сильно.

Тетфорд оказался крупнее Байдфорда. Он также выставлял напоказ «Дом всеобщей преданности», хотя тут имелась и методистская церковь. Грубо намалеванное объявление перед Домом гласило: «ПРЕПОДОБНЫЙ ПРОПОВЕДУЕТ ПО ВОСКРЕСЕНЬЯМ!!» Два восклицательных знака отпугнули бы Одюбона даже в том случае, если бы он никогда не проезжал через Байдфорд.

Художник расспросил про крякунов и в Тетфорде. Никто из тех, с кем он говорил, не утверждал, будто видел хотя бы одного, но двое сообщили, что некоторые жители городка когда-то давно их встречали. Гаррис раздал еще немного серебра, но оно ни в ком не пробудило ни память, ни воображение.

— Что ж, мы все равно бы здесь проехали, — заметил Одюбон, когда они направились дальше на северо-восток. Теперь горы Грин-Ридж поднимались высоко в небо, заслоняя восточный горизонт. Посмотрев вперед в подзорную трубу, Одюбон увидел бесчисленные темные долины, полускрытые соснами и саговником, из-за которых горы и получили свое название. И обитать в этих долинах мог кто угодно… разве не так? Ему оставалось лишь верить в это. — Теперь у нас появилось чуть больше надежды, — добавил он как для себя, так и для Гарриса.

— Надежда — это хорошо. Но крякуны оказались бы лучше. Слова едва успели сорваться с его губ, как папоротники и саговники зашевелились… и дорогу перебежал олень. Одюбон начал было поднимать ружье, но остановился. Во-первых, животное уже скрылось. А во-вторых, ружье было заряжено птичьей дробью, которая лишь пробила бы оленю шкуру.

— Sic transit gloria cryakeris, — вздохнул Гаррис.

— Крякерис? — Но Одюбон поднял руку прежде, чем Гаррис заговорил. — Да, правильно, «крякун» был бы существительным третьего склонения.

По мере приближения к горам ландшафт менялся. Саговников в лесах стало меньше, их место заняли различные виды сосен, елей и секвой. Папоротники в подлеске тоже выглядели иными. Все реже встречались людские поселения, равно как и яркие пятнышки экзотических здесь цветов. Сам воздух теперь казался другим: более туманным, влажным, полным странных, пряных ароматов, которые более не ощутить нигде в мире. Впечатление создавалось такое, будто путников омывают запахи иных времен.

— Так оно и есть, — сказал Одюбон, когда к нему пришла эта мысль. — Это воздух Атлантиды, какой она была до того, как рыбаки увидели смутные очертания ее берегов.

— Скажем, почти такой, — возразил Гаррис.

То, что он, Одюбон и их лошади находились здесь, само по себе подтвердило его правоту. А если у художника еще оставались какие-либо сомнения, то Гаррис развеял их, указав на тропу, по которой они ехали. Земля была сырой, а местами и грязной, потому что накануне прошел дождь. И на ней четко виднелись лисьи следы.

— Скольких птиц этот зверь уже съел? — произнес Одюбон. — А сколько наземных гнезд опустошил?

Многие птицы в Атлантиде вили гнезда на земле — гораздо больше, чем в Европе или Терранове. Если не считать редко встречающихся змей и крупных ящериц, здесь не водились сухопутные хищники — точнее, не водились до тех пор, пока их не завезли люди. Одюбон сделал еще одну заметку в дневнике. Прежде он не задумывался о том, какое воздействие на способы гнездования птиц может оказывать наличие или отсутствие хищников.

221