— Отлично. Спасибо. — Я помолчал, размышляя. — Я ничего не упустил? Есть что-нибудь еще, что мне необходимо знать об этих парнях?
— Есть несколько интересных деталей и наблюдений. Но вы сможете найти их в выборке данных.
— Спасибо, Брауни.
Я вернулся в кровать. Подушка сама подползла мне под голову. Ну-ну, как в фильме ужасов. Я уставился в потолок, размышляя. Я был слишком взволнован, чтобы заснуть. Кровать начала колебаться мягкими, волнообразными движениями. Почти как утроба матери. Приятно. Завораживающе. Я почувствовал, что расслабляюсь…
Утром экран показывал оранжевые дюны, ослепительной голубизны небо и первые лучи света, расползающиеся в стороны по безжизненным пескам. Веселенькое изображение, очень подходит для пробуждения. Хотелось бы мне знать, кто или что подбирает такие картинки и чем при этом руководствуется.
Моей собственной одежды в шкафу не оказалось. Я попытался подобрать что-то из висящего на вешалках, потом бросил это занятие.
— Брауни? Что мне надеть?
Несколько предметов немедленно выскользнуло из шкафа, предлагая свои кандидатуры. Я забраковал юбки и килты. И цветастые рубашки тоже. Выбрал одежду, которая выглядела наиболее нормальной — на мой вкус, — из того, что обнаружилось. Нижнее белье… О господи… Я вытаращил глаза и взмолился, чтобы мне никогда больше не видать такого. Хотя едва ли это возможно. Вероятно, я не скоро выберусь отсюда. Много у них еще подобных фокусов?
Ни рубашки, ни штаны не имели пуговиц и молний или других приспособлений, которые я мог бы классифицировать как застежки. Вещи мягко застегнулись сами, без моего вмешательства. Магниты, может быть. Хотя магниты не регулируются автоматически. Я немного поэкспериментировал с рубашкой, запахивая и распахивая ее, но так и не понял принцип действия.
Я вышел на балкон и посмотрел вниз на улицы. В поисках новых чудес. Ни понять, ни описать их было невозможно. Некоторые вещи даже не слишком изменились. В других было что-то неправильное — например, в том, как они отражали свет… Или я просто не понимал, что именно я вижу. Помимо всего прочего, внизу плавало множество трехмерных иллюзорных предметов. Некоторые походили на движущийся транспорт и казались небезопасными.
— Если вы собираетесь прыгнуть вниз, то у вас ничего не получится. Все балконы имеют предохранительные сетки.
— Спасибо, Брауни. Я и не думал прыгать.
— Мистер Икинс ждет вас в столовой. Завтрак на столе.
В столовой находилась стойка, заставленная подносами. Я обнаружил там яичницу, сосиски, желе, томатный сок, свежие фрукты в ассортименте, включая некоторые разновидности, которые я не распознал, и нечто, что могло бы называться ветчиной, — если бы не было такого кричаще-розового цвета. Брауни наполнил для меня тарелку. Я сел напротив Икинса, наблюдая, как Брауни наливает нам сок и кофе.
— Как тебе нравится еда? — спросил Икинс.
— Очень нравится, — покивал я. — Но что это? — Я ткнул вилкой в розовое.
— Ветчина, — пояснил Икинс. — Клетки ветчины пластами нарастают на коллагеновой основе. При ее производстве не страдает ни одно животное. И это намного полезнее, чем мясо, которое употребляли в твое время. Ты знаешь, что одной из причин возникновения рака было случайное встраивание ДНК — генетического материала — из поглощаемой пищи? А в этом продукте содержатся только протеины, от генов он очищен. Здорово, правда?
— Почему она такая розовая?
— Потому что некоторые люди любят этот цвет. Ты можешь заказать зеленую, если захочешь. Детям нравится. Фрукты — это банан, папайя, манго, киви, ананас, клубника, личи и китайская дыня. Брауни выбрал плоды попроще. Вообще я предлагал нечто более экзотическое. Насчет простоты — это его идея.
— Перестаньте. Вы просто пускаете мне пыль в глаза. Икинс положил вилку на стол.
— О'кей. Ты меня подловил. Я просто пускаю пыль в глаза.
— Я все-таки расколол это дело.
— Правда? — Он аккуратно отхлебнул кофе из чашечки. — Сегодня утром ты весьма самоуверен.
— Те молодые люди — они не слишком соответствовали своему времени, так?
— Кто знает? — фыркнул Икинс. — Ты вот, например, никогда не соответствовал никакому времени, куда тебя ни отправляй.
— И более того, они — отщепенцы, мечтатели, «ботаники» и парни, изнеженные, как девчонки. У них огромный потенциал, но нет места, где они могли бы реализовать его. Нет в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Варварское время, не так ли?
— Хуже некуда, — согласился Икинс, держа кофейную чашечку обеими ладонями и словно согревая их. — Огромные надежды и такой же огромный идеализм. Все это быстро растоптали. Если угодно, дерьмовый год. Ожидание шестьдесят восьмого, или шестьдесят девятого, или семидесятого. В шестьдесят девятом было три подъема и пять спадов, чертовы американские горки. Семьдесят четвертый оказался намного хуже, но там сплошной спад и в конечном счете все же подъем. Но не такой, как хотелось бы. Семьдесят девятый — просто дерьмо. И восьмидесятый я тоже никогда особенно не любил. Две тысячи первый был слишком мрачный. Но две тысячи одиннадцатый еще хуже. Две тысячи четырнадцатый… Думаю, мы могли бы поспорить, что…
Я пропустил мимо ушей словесный поток относительно истории будущего. Икинс явно старался сбить меня с толку. Заставить сомневаться.
— Их не убивали, — продолжил я. — И убийцы никакого не было. Вы забрали их оттуда. Это охота за талантами.
Икинс поставил чашку на стол.
— Ты потратил чертовски много времени, чтобы выяснить это.