Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космическ - Страница 172

172

— После всего. Включая Мелтдаун.

— Мелтдаун?.. — Прозвучало не слишком приятно.

— Экономика. Спекуляция на «горячих» акциях. Теперь все миллионеры — ланч на двоих в «Макдоналдсе» стоит сто пятьдесят баксов.

— Ого!

— Ты привыкнешь.

Икинс указал мне большое место для парковки, отмеченное красным. Мы вышли из машины, он отодвинул меня назад и проделал манипуляцию с какой-то штукой для управления на расстоянии. Над машиной воздвиглась бетонная коробка, опустившись сверху на красный контур.

— Так. Теперь она в безопасности. Пойдем.

Мы направились к сверкающей нише с табличкой «Вверх».

— И куда мы?..

— Здесь твой новый дом. На некоторое время.

— Что вы собираетесь со мной делать?

— Ничего. Совсем ничего. Я уже все сделал. — Икинс поднес то же дистанционное устройство к уху и сказал: — Дайте мне Брауни. — Короткая пауза. — Да, я привел его. Того, о ком тебе говорил. Нет, без проблем. Я сейчас подниму его наверх. Его немного тошнит… черт, и меня тоже. Я приволок «форд-мустанг». Нет, небольшой. Шестьдесят седьмого года, вишневый. Готовь предложение на продажу. — Икинс рассмеялся и сунул устройство в карман.

Своего рода переносная рация? Может быть, телефон?

Подъемник со стеклянными плоскостями вознес нас по наклонной стене здания высоко над Западным Голливудом. Двадцать, тридцать, сорок этажей. Трудно сказать. Лифт поднимался так бесшумно и плавно, что движения практически не ощущалось. Дверь открылась в фойе, похожее на вестибюль небольшого отеля, частного и очень дорогого. Мы вошли в галерею с очень высоким потолком, вдоль которой в два или три уровня располагались сады и жилые помещения. В длинный неглубокий бассейн с лилиями и золотыми рыбками размерами с доброго терьера широкой радужной полосой изливался водопад. В воздухе пахло тропиками.

— Нам куда?

— Налево. Не беспокойся. Нам принадлежит целый этаж. Здесь никто не появляется без разрешения.

Двойные двери разъехались и скользнули внутрь при нашем приближении.

— Снимай ботинки, — распорядился Икинс. — И оставь их здесь.

Он ввел меня в комнату, показавшуюся чрезмерно большой, и указал в направлении ряда беседок, окруженных зарослями папоротника и аквариумами с рыбками.

— Что это за место?

— Это убежище.

— Убежище?

— В вашем понимании — отдых и укрытие. В нашем — что-то вроде госпиталя.

— Я не сумасшедший.

— Конечно нет. Речь идет об ориентации на новом месте. Об ассимиляции. — Икинс указал на диван. — Садись. — Он пошел к стойке и налил в два стакана какой-то напиток. Скорее всего ту же самую ванильно-персиковую штуку. Икинс передал мне один стакан, а сам отхлебнул из второго. Потом уселся напротив. — На твой взгляд, насколько трудно человеку из тысяча девятисотого года понять тысяча девятьсот шестьдесят седьмой?

Некоторое время я обдумывал вопрос. Не дождавшись ответа, Икинс заговорил сам:

— В тысяча девятисотом обычный средний человек не имел электричества, не пользовался отоплением. В доме не было туалета. Не было водопровода, воду приходилось качать насосом. Он не знал автомобиля, радио, телевизора. И телефона. И, как правило, не удалялся от места, где родился, более чем на десять миль. Как по-твоему, такому человеку можно объяснить мир тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года?

Я поскреб в затылке. Интересный вопрос — и я не в первый раз вел такую беседу. Времепутаники, пусть даже перемещающиеся во времени на короткие промежутки, частенько выпадают из обычной жизни.

— Ну, с телефоном, я думаю, в тысяча девятисотом году кое-кто мог быть знаком. Возможно, и с радио. Да, беспроволочный телеграф существовал… Вероятно, человек той эпохи понял бы, что такое радио. И если ему доступно радио, то и с телевидением он разобрался бы. И автомобили — они тогда были, хотя и в небольшом количестве, — поэтому они его не удивят, так же как и асфальтированные дороги, и уборная в доме. И может быть, аэропланы тоже. Множество людей тогда работали над этим.

— Ладно. О'кей. Ну а если взять не сами изобретения, а их побочные эффекты? Думаешь, он примирился бы со скоростными автострадами, сплошным потоком машин на дорогах, фастфудом, торговлей подержанными автомобилями? Ты смог бы описать аэрограф, чтобы он понял, что такое граффити?

— Я полагаю, что все это можно было бы ему объяснить.

— О'кей. А как насчет не столь очевидных эффектов цивилизации? Союзы государств, интеграция, права женщин, контрацепция, социальная страховка, медицинский полис?

— Возможно, понадобилось бы какое-то время. Я думаю, все зависит от того, как много он захотел бы понять.

— А как насчет нацизма, холокоста, Второй мировой войны, коммунизма, «железного занавеса»? Ядерного оружия? Разрядки напряженности? Асимметричного удара?

— Все эти вещи также можно объяснить.

— Ты так думаешь? О'кей. Теория относительности. Экология. Психиатрия. Это как? А также джаз, свинг, рок-н-ролл, хиппи, психоделики, наркотики, оп-арт, поп-арт, абсурдизм, сюрреализм, кубизм, нигилизм? Кафка, Сартр, Керуак?

— Это немного сложнее. Я думаю, даже намного сложнее. Но…

— Как научить этого среднего человека, что необходимо принимать ванну или душ каждый день, а не раз в неделю, по субботам? Как ты думаешь, понравятся ли ему шампуни, дезодоранты и полосатая зубная паста?

— Полосатая паста?

— Это появится позже. Ты думаешь, он все это примет? Или сочтет, что мы все — сборище сверхпривередливых и жеманных мелких фокусников?

— Валяйте дальше. Мне кажется, людям из тысяча девятисотых годов это вполне по плечу. Они не глупы, у них просто не было доступа к водопроводу или водонагревателям и…

172