Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космическ - Страница 103

103

Блемми не мог слышать того, что сказал Синан, но интонации ассасина его, по-видимому, взволновали. Он приподнялся и сел. Его черные глаза были словно подернуты пленкой и полны безысходного горя. Он вновь взялся за нож и вырезал им на песке новое послание:

...

«А теперь мы поднимем бесценное тело моей возлюбленной / и опустим его для вечного упокоения в недра сего чужеземного моря, столь любимого ею / во всем вашем мире не нашлось места, которое встретило бы ее ласковее, чем эти тихие воды».

Синан убрал пергамент со стихами и потянул за одну из побелевших конечностей искалеченного тела, которое принадлежало возлюбленной блемми. Костяная броня с грохотом перевернулась, будто скорлупа от яйца птицы Рух, пробитая клювом птенца. Раненый блемми встал на окровавленные ноги и, напрягая все свои иссякающие силы, попытался поднять или хотя бы толкнуть эту костяную стену. В конце концов и Синан, и блемми с плеском шагнули в зловещие воды и сразу же погрузились по пояс.

Когда белый остов стал погружаться в воду, из его внутренности вдруг послышались шорох и шебуршание. Из каких-то потаенных закоулков костяной скорлупы, шатаясь на трясущихся лапках, как мокрый птенец, выполз маленький, жутковатого вида бесенок. Он принялся прыгать, чирикать и визжать.

Мудрый Синан тут же замер, как охотник, случайно встретивший леопарда. Но блемми не смог сохранить хладнокровие. Громко фыркнув, он с плеском рванулся к берегу.

Бесенок ринулся вслед за блемми с ловкостью прирожденного хищника. Нагнав свою жертву, он повалил ее на соленый песок и тут же принялся пожирать добычу.

Синан схватил ближайшее оружие, оказавшееся под рукой: он оторвал от скелета демонессы подходящую кость, бегом выбрался на берег и ударил ею бесенка, как булавой, по колышущейся от удовольствия спине. Однако броня у этой твари была куда прочнее, чем у краба: тяжелый удар лишь разозлил маленького монстра. Демон с невероятной скоростью повернулся и обрушился на ассасина. Менее опытного воина он, должно быть, сразил бы на месте. Но мудрый Синан перехитрил бесенка. Увернувшись от смертоносного броска, он ударил своей булавой по хрупким суставам костяных конечностей твари. Когда же чудище рухнуло на песок, шипя и обливаясь пеной, он достал из складок своей одежды короткий кинжал с изогнутым лезвием и прикончил бестию.

Синан вынул кинжал из трупа бесенка и поднялся на ноги. Одежда его была изорвана, рука окровавлена. Спрятав кинжал, он оттащил тело маленького чудовища к самой кромке соленой воды. Затем, содрогаясь от омерзения, он поднял его и отнес на то самое место, где покоился в неподвижной воде труп его матери.

Хильдегарт опустилась на колени подле своего господина. Раны его заметно умножились. Он задыхался.

Блемми прикрыл глаза, ослабев от боли и тоски. Силы его таяли на глазах, но он явно хотел написать что-то еще. Он нацарапал на песке дрожащим пальцем:

...

«Отнесите меня в мой Парадиз и перевяжите мои раны / сделайте все, чтобы я выжил / я открою вам великие тайны / неведомые и величайшим пророкам».

Синан взял Хильдегарт за руку.

— Знаешь, дорогая, судьба наших лошадей меня больше не беспокоит, — сказал он.

Затем Синан опустился на колени и стер все, что написал их господин. Капля его собственной крови упала на песок возле лужи, натекшей из ран блемми.

— О мой бесстрашный герой! Это отвратительное чудовище ранило тебя!

— Знала бы ты, какое бессчетное множество раз было ранено мое бедное старое тело!

Левая рука Синана была сильно рассечена хвостом твари, как будто хлыстом. Он сжал зубы от боли, когда Хильдегарт перетягивала ему рану шарфом.

— Знала бы ты, дорогая, какую радость доставила мне эта схватка! Никогда в жизни я еще не убивал тварь, которую так сильно хотел бы убить.

Блемми с трудом, упершись локтем в песок, приподнял свое безголовое тело и сделал слабый знак, чтобы они подошли. И в это мгновение Хильдегарт почувствовала острую ненависть к нему, к его слабости, которая заставила его поддаться дьявольским искушениям.

— Как ты думаешь, о чем это блемми собирается написать нам? Что это за «великие тайны», о которых он обещает нам поведать?

— Да всё те же самые, ничего нового, — с отвращением отвечал Синан. — Наверняка это будет все тот же мистический бред, будто Солнце — не более чем звезда.

Хильдегарт передернула плечами:

— Терпеть не могу эти его бредни!

— А потом он станет утверждать, будто мир невообразимо стар. Чушь, да и только. Ну пойдем, дорогая, поможем ему. Давай подлатаем как следует нашего господина, ведь больше некому это сделать.

— «Тысячи лет, — принялась цитировать Хильдегарт, не двигаясь с места, — и еще тысячи тысяч лет. И еще тысячи тысяч и тысяч. И еще помножить все это на тринадцать с половиной. Вот сколько лет прошло с тех пор, как родилась наша Вселенная».

— И как только ты все это помнишь? В искусстве чисел тебе нет равных!

Вдруг по телу Синана, от макушки до пят, пробежала дрожь: то была волна ярости, страха и усталости — отзвук недавнего поединка.

— Дорогая, позволь спросить тебя, на твое суждение я готов полностью положиться: как ты думаешь, все эти огромные числа имеют хоть какой-нибудь смысл? Ну хоть малейший?

— Нет, — ответила Хильдегарт.

Ассасин бросил усталый взгляд на совсем уже ослабевшего блемми и понизил голос:

— Ну что ж, твоему мнению я доверяю всецело. Значит, ты абсолютно уверена в том, что говоришь?

Хильдегарт ощутила прилив необыкновенной нежности к Синану. Она хорошо знала это выражение его лица — искренне и всерьез озадаченное. Она часто наблюдала это выражение в те далекие дни, когда она и Синан, наложница и господин, игрывали в шахматы, в безмятежности коротая приятные вечера. Ведь это Синан научил Хильдегарт играть в шахматы, до этого она и не подозревала о том, что есть такая игра. А игра оказалась просто потрясающей — что за чудо этот король, который едва может ходить, и быстрый ферзь, и отважные кони, и доблестные ладьи, и яростные слоны! И когда Хильдегарт стала все чаще выигрывать, Синан знай себе только смеялся да нахваливал ее недюжинный ум; казалось, игра ему от этого стала нравиться даже больше, чем прежде.

103